Сетевая акция «Лента памяти: известные писатели – жертвы политических репрессий»: Даниил Хармс

Жил на свете старичок
Маленького роста,
И смеялся старичок
Чрезвычайно просто:
«Ха-ха-ха
Да хе-хе-хе,
Хи-хи-хи
Да бух-бух!
Бy-бy-бy
Да бе-бе-бе,
Динь-динь-динь
Да трюх-трюх!»
Раз, увидя паука,
Страшно испугался.
Но, схватившись за бока,
Громко рассмеялся:
«Хи-хи-хи
Да ха-ха-ха,
Хо-хо-хо
Да гуль-гуль!
Ги-ги-ги
Да га-га-га,
Го-го-гоа буль-буль!»
А увидя стрекозy,
Страшно рассердился,
Но от смеха на травy
Так и повалился:
«Гы-гы-гы
Да гy-гy-гy,
Го-го-го
Да бах-бах!
Ой, ребята не могy!
Ой, ребята,
Ах-ах!»

1940 г.

Эти стихи, похожие на детскую считалочку и, кажется, лишенные всякого смысла, написал Даниил Иванович Хармс (настоящая фамилия Ювачев) (1905–1942). Они легко запоминаются, их легко повторить.

Современники называли Хармса ходячим недоразумением. Стоило ему выйти на улицу, как его забирали в милицию. У него была образцовая внешность учебно-показательного нарушителя. Твидовый пиджак, пестрые гетры, разноцветный шарф, нарочитое кепи. Он был персонажем из свиты Воланда. Только в отличие от той веселой компании – не всемогущий, а легко уязвимый.

Абсурдность его произведений выглядела как антисоветчина. Хармс укрылся в нише детской поэзии. И иногда получалось сочинить «проходимое». «Жили в квартире сорок четыре, сорок четыре веселых чижа. Чиж – судомойка. Чиж – поломойка…» Хармс написал всего шесть детских книг и очень хороших – он не мог писать плохо.

10 декабря 1931 года Даниила Хармса и Александра Введенского арестовали. Их и других бывших обэриутов объявили «членами антисоветской группы писателей», которые вели контрреволюционную деятельность. В обвинительном заключении Хармса говорилось: «Сочинял и протаскивал в детскую литературу политически враждебные идеи и установки, используя для этих целей детский сектор ЛЕНОТГИЗ’а». В мае 1932 года Хармса приговорили к трем годам исправительно-трудовых работ в концлагерях. Однако его отец, у которого была репутация революционера-народовольца, добился смягчения приговора. Решение пересмотрели, и вместо концлагеря Хармс отправился в ссылку в Курск.

В Ленинград Хармс вернулся 12 октября 1932 года, помогли хлопоты отца и знакомство поэта со следователем.

В том же году он восстановился в Союзе писателей и стал сотрудничать с детскими издательствами и журналами. В 1933 году Хармсу разрешили проводить встречи со школьниками. Редактор журнала «Чиж» Нина Гернет позднее вспоминала: «В пионерлагере после его выступления все слушатели встали и пошли за ним, как за Гаммельнским крысоловом, до самого поезда».

В августе 1941 года Хармса взяли за пораженческие настроения. Хотя Ленинград, в котором он жил, уже был обречен на осаду и блокаду, а вся вина Хармса была в том, что он об этом говорил вслух.

Чтобы избежать расстрела, он симулировал сумасшествие. Этот арест предрешил его участь. Весной 1942 года, в самый тяжелый по количеству голодных смертей период, Хармс умер от истощения в тюремной больнице, в «Крестах». Похоронен в братской могиле на Пискаревском кладбище.