Кресло гения

Стыд… Жаркий вал стыда накрывает меня с  головой каждый раз, когда вспоминаю тот момент… Филфак Мордовского университета. Обшарпанная аудитория старенького десятого корпуса. Май. В  разгаре летняя сессия. «…Лирический герой в  произведениях Михаила Юльевича Лермонтова… Главный лирический герой…» — ​«Юрьевича…» — ​поправляет строгим тоном преподавательница, расположившаяся напротив от меня — ​через облезлую столешницу. «А?..» — ​«Лермонтова звали — ​Михаил Юрьевич… Сергей, ты будешь отвечать на вопрос билета?..» Я  молчу, понимая, что все идет не так.

Перманент кудряшек ее прически отливает безупречной белизной. Так же бело узорочье аккуратного воротничка. Строгое платье. Маленькая, неброская брошь. Безукоризненно прямая спина. И  взгляд — ​умный, требовательный и  все понимающий: «Как же так, Сергей Анатольевич (это ко мне-то, восемнадцатилетнему салабону, она так посчитала нужным обратиться!)? Такая прекрасная речь, такая прекрасная память, такая прекрасная семья — ​и  такое БЕЗАЛАБЕРНОЕ отношение к  МОЕМУ предмету?..» И  через паузу, вдруг понизив голос и  пропитав взгляд, интонацию глубинной иронией: «Что же ты молчишь? Бывало, морковью бросался с  таким зычным криком!.. Иди. Учи материал. Придешь, когда будешь готов…» Мне, умирающему от стыда, расстройства, окончательной путаницы вороха чувств и  мыслей, только и  осталось, что по-быстрому смыться… Доценту В. М. Забавиной экзамен по истории русской литературы ХIХ  века редко кто сдавал с  первого раза…

«Есть профессии, которые передаются по наследству. Существуют трудовые сообщества, где деды, отцы, дети и  даже внуки объединены одним цеховым братством: династии сталеваров, корабелов, машиностроителей, — ​читаю я  в  очерке известного саранского публициста Семена Михайлевича в  альманахе «Люди долга и  чести». — ​А  Валентина Митрофановна Забавина родилась в  семье потомственных словесников, педагогов-гуманитариев. Она более полувека проработала на филологическом факультете Мордовского госуниверситета, без малого десять лет возглавляла его в  должности декана. Ее вклад в  развитие высшего образования Мордовии не подлежит сомнению. Ее многочисленные ученики, в  большинстве своем выбравшие ту же стезю, помнят ее с  уважением и  любовью». 23 апреля Валентине Митрофановне исполнилось бы 95  лет. В  память о  ней в  городе был организован ряд музейных экспозиций. На доме, в  котором она жила, саранская общественность открыла мемориальную доску.

…Разумеется, интерес к  литературе, к  педагогическому труду Валя Петракеева впитала от родителей. Ее отец — ​Митрофан Алексеевич — ​в  1915  году окончил филологический факультет Петербургского университета. Преподавал, изучал историю русской литературы XIX–XX  веков. Работой всей жизни кандидата наук стало создание лексического словаря творческого наследия Владимира Маяковского. Но душой семьи, конечно, была мама — ​Ольга Николаевна Тимофеева. Тоже филолог, преподаватель английского языка. До приезда в  Мордовию супруги работали в  вузах Астрахани, а  затем Владивостока. Там-то в  1927  году и  родилась Валентина.

В 1938  году доценту Петракееву предложили возглавить кафедру в  Мордовском педагогическом институте имени А. И. Полежаева. Первой в  заснеженный Саранск, как вспоминает внук литературоведа Андрей Забавин, десантировалась Ольга Николаевна. Проведенная разведка местности дала положительные результаты: и  городок, и  вуз пришлись по нраву. Так в  Саранске укоренилась еще одна династия потомственных интеллигентов.

«Во время Великой Отечественной педвуз был вынужденно эвакуирован в  Темников (в  мордовской столице все подходящие помещения отводились под госпитали), — ​пишет Михайлевич. — ​Валентина окончила местную школу в  1943  году и  тогда же поступила в  институт. В  те нелегкие времена ей, как и  большинству ее сверстников, приходилось чередовать учебу с  работой на местных предприятиях. Шила солдатские кисеты, варежки, другую амуницию. Даже привлекалась на лесоповал. И  все же (вот оно, светлое время юности!) о  Темникове у  нее остались только хорошие воспоминания. В  alma mater ей повезло с  учителями. Это были педагоги, которых сегодня по праву считают легендой высшей школы Мордовии: доктора наук А. И. Маскаев, А. Г. Сердцева. Но главное впечатление на юную студентку произвел великий литературовед Михаил Михайлович Бахтин. Наиболее сегодня цитируемый в  мировой гуманитарной науке авторитет долгие годы жил в  Мордовии и  работал в  республиканском университете. Именно здесь им были обдуманы, написаны и  подготовлены к  печати труды, ставшие главной сенсацией международного литературоведения 1960-х и  последующих годов».

Валентина Митрофановна любила вспоминать о  своей первой встрече с  ним в  1945  году: «Мы, студенты, сидя в  аудитории, ждали нового преподавателя по античной литературе. Волновались так, что даже попрятались за аудиторные колонны: много слышали о  нем легенд. Прозвенел звонок, и  вошел Михаил Михайлович. Грузная фигура, одутловатое лицо, синяки под глазами, лысина и… костыли (у  Бахтина из-за хронических болезней была ампутирована одна нога, вторая также требовала постоянного лечения — ​С. Ч.). Но стоило только ему заговорить, и  мы обо всем этом забыли; увидели совершенно другого человека: молодого, увлеченного, с  горящими, умными глазами. Как он читал лекции! Свободно, без всяких записей, все время общаясь с  аудиторией. Михаил Михайлович много знал наизусть, цитировал в  оригинале значительные фрагменты «Илиады» и  «Одиссеи» Гомера. Именно Бахтин научил меня по-настоящему чувствовать, понимать и  любить литературу». Под руководством своего учителя Забавина начала педагогическую деятельность. Она отмечала его терпение, заботу о  молодых коллегах, его такт и  уважение в  общении со всеми».

Перебравшись в  Саранск, ученый с  супругой поселились недалеко от кинотеатра «Октябрь», в  бывшем здании городской тюрьмы. В  тесноватой квартире было две комнаты, обилие книг и  очень скромная обстановка. Среди которой выделялось только хозяйское кресло. «Я не раз спрашивал маму, не было ли у  нее желания хотя бы разочек посидеть в  кресле гения, — ​рассказывает мне Андрей Забавин (Бахтин часто приглашал домой своих коллег и  учеников). — ​Каждый раз этот вопрос приводил ее в  возмущение: как можно было даже думать о  таком кощунстве?!»

А вот о  том, как она сама впервые в  качестве преподавателя пришла на лекцию, В. М. Забавина вспоминала часто. Случилось это вскоре после рождения ее первенца — ​дочери Натальи (в  те суровые времена матерям на уход за новорожденными государство отводило только две недели декретного отпуска). «В  аудитории сидят одни фронтовики — ​суровые, зрелые люди в  гимнастерках, уже много повидавшие и  испытавшие. Я,  совсем по сравнению с  ними девчонка, волновалась страшно! Читала лекцию, а  сама все думала: как бы улучить время, чтобы успеть покормить малышку дочь. А  тут Дмитрий Цыганкин встает и  говорит: «Валентина Митрофановна, да сходите вы домой, покормите Наташку. А  мы тут тихо посидим…» Этот случай ветераны-огаревцы филологического факультета помнят до сих пор. Причем тогдашние ее студенты Попков, Цыганкин, Объедкин впоследствии стали признанными авторитетами мордовской филологии.

«Валентина Митрофановна была уникальным человеком не только как педагог, — ​рассказывала Михайлевичу доцент Галина Комарова. — ​Обаятельная, всегда со вкусом одетая, с  ярко выраженным интеллектом. В  ее правилах было никогда не повышать голос: ни на студентов, ни на коллег. Разумеется, идеологическая атмосфера того времени накладывала свой отпечаток. Она была членом партии, секретарем партийной организации на факультете. Это ко многому обязывало, приходилось, когда того требовала ситуация, быть строгой. Стоит учесть, что ей доставалось много работы по самым разным направлениям, особенно в  ее бытность деканом филфака.

Руководитель факультета — ​его хозяин, и,  как правило, этот груз обязанностей взваливают на себя мужчины. А  тут — ​хрупкие женские плечи! В  начале 1970-х В. М. Забавина была единственной женщиной-деканом в  мордовском вузе. И,  следует признать, она занималась «факультетостроительством», многое сделала для того, чтобы поднять его имидж на должную высоту».

Забавина оканчивала аспирантуру в  Московском институте имени Н. К. Крупской, и  с  той поры у  нее сохранились добрые отношения со многими учеными столичного вуза. Сейчас это назвали бы связями. А  она, пользуясь знакомствами, отправляла аспирантов филфака в  Москву, помогала им защищаться, способствовала публикации научных статей, что в  то время было нелегко. Именно в  1970-е годы многие аспиранты не только филологического, но и  других факультетов нашего МГУ стали проходить защиты в  МГУ большом — ​московском.

Валентина Митрофановна часто приглашала столичных ученых-филологов в  наш университет на лекционные курсы, семинары. Необходимо было, чтобы студенты соприкасались с  другой филологической культурой. И  при подборе кадров она не чуралась варягов. А  у  тех чаще всего за плечами имелись и  столичное образование (что очень ценилось), и  стаж работы в  непровинциальном вузе.

Студенты, будем честны, любили Валентину Митрофановну и  за глаза называли ее матушкой. И  она отвечала им взаимностью. Будучи деканом, а  потом — ​заведующей кафедрой, могла вызвать к  себе провинившегося, пожурить его, но никогда не унижала! Старалась создать на факультете атмосферу, при которой все решалось в  пользу студента, его личностных качеств. Это была ее принципиальная установка. Педагоги Забавину также очень любили. Она никогда никому не выказывала высокомерия, не считала зазорным обращаться за советом.

«Наш дом всегда был открыт для гостей, — ​вспоминает Андрей Забавин. — ​Приходили многие с  факультета, коллеги из других специализаций. Дружеские отношения она старалась поддерживать с  представителями культурной среды Саранска всегда. Ну а  во время Первомая или Седьмого ноября дверь нашей квартиры не закрывалась. Колонны выстраивались на Коммунистической, как раз рядом с  нашим домом. Пока шло построение, многие к  нам наведывались, принимали «малую дозу» — ​за праздник! Хорошо закусывали и  в  отличном настроении шли на демонстрацию! Мама была хлебосольной хозяйкой, очень любила и  умела готовить (правда, потом нам всей семьей всегда долго приходилось отмывать кухню), и  все у  нее было очень вкусно! И  в  университете это хорошо знали и  ценили!»

«Наряжаться она очень любила. Модница была несусветная, — ​рассказывала Галина Комарова. — ​Как только появится в  Саранске новая шубка или еще какая-то вещь — ​смотришь (несмотря на ужасный дефицит), точно такая же уже на Валентине Митрофановне. У  нее был тонкий вкус, она не позволяла себе ничего вульгарного. Понимала свой статус педагога: на работе в  основном на ней были изящные костюмы. Любимым писателем всегда был Иван Тургенев, и  она с  особым удовольствием говорила о  типе тургеневской барышни, который до сих пор известен и  популярен в  Европе. Думаю, стремилась ему соответствовать…»

Как истинный гуманитарий, Забавина ставила во главу угла своей деятельности просвещение мордвы. Она часто общалась с  мордовскими писателями, драматургами, готовила рецензии на их произведения, всегда считала, что надо давать национальной литературе возможность обрести должный профессионализм. Внушительная часть опубликованных ею научных и  учебно-методических работ посвящена местным авторам. В  1966  году была напечатана ее первая монография о  Кузьме Абрамове, положившая начало всестороннему исследованию поэтики нашего выдающегося романиста. Забавину также интересовали особенности влияния русских писателей — ​признанных классиков — ​на творчество мордовских литераторов.

А сколько сил было положено на создание мордовского хора! Он был рожден на базе национального отделения филфака. Поначалу декану после учебных пар самой приходилось загонять мокшанок и  эрзянок на репетиции. Потом, когда втянулись, на спевки шли уже с  охотой. И  выступали с  полной отдачей. В  результате на студенческих смотрах художественной самодеятельности все призовые места завоевывались филфаком! Хор был даже записан фирмой «Мелодия», и  ему был дан официальный статус народного. Причем в  репертуар входили песни мордвы, собранные студентами во время фольклорных практик. Некоторые были старинные, бытовавшие по нескольку веков (знаменитая «Торама» Владимира Ромашкина этот опыт воспримет и  популяризирует лишь спустя тридцать лет!). Мордовское национальное пение — ​своеобразное и  самобытное. И  Валентина Митрофановна одна из первых это уловила, хотя и  не была профессиональным музыковедом. Но, как только она сложила с  себя обязанности декана, хора не стало…

Удивляться не приходится тому, что династию словесников продолжили и  дети Валентины Митрофановны. Дочь Наталья тоже состоялась в  филологической науке, долгие годы преподавала литератору своим студентам в  Саранском художественном училище. Старшая внучка доцента МГУ, Юля, получила консерваторское образование по классу фортепиано, работает преподавателем в  Саранском музыкальном училище. А  вот младшая внучка избрала совсем иной путь в  жизни — ​учится в  финансовом колледже при Правительстве РФ. Сын Андрей окончил факультет иностранных языков. Правда, по педагогической линии не пошел — ​занимается в  Москве строительным бизнесом. Но признает, что наибольшее влияние на него все-таки оказала бабушка — ​Ольга Николаевна. И  вспоминает такой случай. «Мне лет шесть. Мама после занятий возвращается домой и  слышит с  порога, что в  квартире стоит невообразимый рев. Она — ​на кухню. И  видит такую картину. Я — ​голодный — ​сижу за столом в  ожидании еды, тянусь к  тарелке с  хлебом. Но бабушка не позволяет мне его взять, пока не вспомню, как он называется по-английски. А  я — ​забыл! И  реву во всю глотку. Но Ольга Николаевна в  своем спокойствии неумолима. И  только когда я  назвал слово правильно, получил свой обед! И  сейчас мне думается, что именно благодаря этой ее тихой настойчивости английский для меня стал вторым родным языком».

По признанию Андрея, все-таки старшиной в  их семье всегда была бабушка. «Однажды она твердо сказала маме: «Валюша, в  университете ты — ​декан, секретарь парткомитета, руководитель. Но дома — ​прежде всего дочь, жена и  мама. Свои руководящие обязанности, пожалуйста, оставляй за нашим порогом». И  мама всю свою жизнь твердо следовала этому правилу…»

…Валентина Митрофановна продолжала преподавать на родном филфаке до 85  лет. И  даже в  том довольно преклонном возрасте она по-прежнему стремилась раскрывать студентам сложные характеры персонажей Толстого, Тургенева, Достоевского и  многих других классиков. Работа всегда была смыслом ее жизни. Силы подкосила лишь семейная драма: в  2016  году в  возрасте 37  лет в  Саранске трагически погиб ее старший внук Юрий. От случившегося она оправиться уже не смогла и  ушла в  2018  году на 92-м году жизни…

P.S Тем жарким июльским полднем я  с  «надцатого» захода сдал-таки экзамен по русской классической литературе. Доцент Забавина заставила меня изучить весь материал, пройденный за год, прочесть (хотя бы вполглаза) длиннющий список авторских произведений. «Валентина Митрофановна, а  почему вы в  мае про какую-то морковь вспомнили?» — ​робко попытался я  заговорить зубы экзаменатору, подсовывая (не  веря в  свое счастье) ей зачетку. «А  ты разве не помнишь, как в  меня ею бросался?» — ​«Я?!» — ​«Тебе было тогда года три или четыре. Бабушка твоя, Екатерина Васильевна, по-дружески мне помогла на отдыхе — ​подселила к  вам в  комнату в  санатории «Мокша». (Профессор Е. В. Сапожникова долгие годы преподавала на биофаке Мордовского университета и  была дружна со многими педагогинями нашего вуза — ​С. Ч.) По утрам, пока мы спали, она бегала в  Ковылкино к  молочнице — ​за парным молоком для тебя. А  однажды ты проснулся. Заскучал. И,  видимо, решил развлечься, устроив мне побудку. Под руку подвернулась морковь, лежавшая на столе. Трюк ты с  громким ором повторил не по разу, между прочим…» «И  вы меня не наказали?!» — ​ошарашенно поинтересовался я. «Как я  могла обидеть такого талантливого мальчика?..» — ​сказала Валентина Митрофановна и,  расписавшись, захлопнула зачетку.