«Сегодня Россия остается едва ли не единственной страной, где на достойном уровне сохранена академическая школа»

В Мордовском республиканское музее имени Эрьзи (ул. Коммунистическая, 61) 2 июня открылась выставка «Свое измерение». В экспозицию вошло более 180 произведений декоративно-прикладного искусства, живописи и графикихудожниц Елены Церетели и Татьяны Кочемасовой. Оценить их мастерство согласился и. о. директора Научно-исследовательского института теории и истории изобразительных искусства РАХ Сергей Ступин. Перед торжественной церемонией открытия он рассказал Елизавете Янькиной о своих планах и новых проектах, а также поделился своим мнением по поводу современного искусства.

«С»: Сергей Сергеевич, сейчас Российская академия художеств уделяет большое внимание региональным образовательным учреждениям. Зачем это нужно?

— Мы видим свою миссию в том, чтобы стимулировать художественное образование, сохранять и передавать традиции профессиональной академической школы на всей территории России. Академия открыта для заключения соглашений о сотрудничестве и усиливает плодотворное взаимодействие с региональными вузами и музеями. 1 июня в Саранске я встречался с министром культуры, национальной политики и архивного дела РМ Светланой Баулиной, незадолго до этого, в Москве, — с федеральным сенатором от республики Петром Тултаевым. Они выразили готовность к совместной работе с Академией художеств и понимание важности присутствия РАХ в регионах. Уверен, мы найдем нужный формат сотрудничества в деле развития российской художественной культуры и науки.

Так, в столицу республики могут приезжать в качестве преподавателей ведущие ученые нашего института теории и истории изобразительных искусства. А академики РАХ отделений живописи, графики, скульптуры, декоративно-прикладного искусства могли бы проводить практикумы со студентами художественных направлений вузов Мордовии. И такие посещения не должны быть эпизодическими.
Помимо выездной практики на базах отечественных вузов, Академия намерена возродить формат домов творчества, которые существовали в Советском Союзе. Там молодые художники и искусствоведы могли бы учиться сменами под руководством академиков РАХ — что может быть ценнее для будущего мастера?! Возникла бы среда для удержания мастерства, его передачи от поколения к поколению.

«С»: Порой создается впечатление, что выходцы из региональных художественных вузов все чаще стараются переехать жить в столицу. Там они остаются и находят себе применение. Считаете ли вы это проблемой?

— С одной стороны, это логично. Все ищут лучшей жизни. С другой — хочется, чтобы профессионалы высокого класса, и не только художники, оставались на местах и много делали для своих городов. Я занимаюсь проблемами искусства Северного Кавказа достаточно давно и сталкиваюсь с тем, что деятели культуры с большим удивлением относятся к появлению специалистов из Российской академии художеств. Им сложно поверить, что на них наконец обратили внимание в Москве, что РАХ проводит у них свои проекты, международные научные конференции и мастер-классы, возит студентов из республик для творческих встреч с академиками, которые специально приезжают к ним.

На периферии художники особенно остро нуждаются в площадках для творчества, а еще больше — в профессиональной поддержке со стороны. Без средств к существованию они попросту погибнут или бросят это неблагодарное занятие. Стимулировать арт-рынок до известной степени способны те же просветительские программы, которые разъяснят, почему покупать работы современных мастеров искусства можно и нужно. Важно развивать и электронные платформы, которые способны помочь объединить усилия художников, в том числе в поиске покупателей и меценатов. Естественно, хочется рассчитывать и на грантовую поддержку, и на дотации художникам от государства, и на госзадания, которые раздавались бы региональным мастерам в приоритетном порядке.

«С»: И в то же время одни художники востребованы на рынке труда, а другие — нет. Все дело в таланте?

— Я бы так не сказал. Существует мнение, что в нашей стране на сегодняшний день нет крупных мастеров уровня начала XX века. Но проблема заключается в самой постановке вопроса: нет или они не так заметны и влиятельны для зрителя, как Валентин Серов, Илья Репин или Михаил Врубель? Тогда мы переходим в плоскость социологии искусства, и нужно говорить о феномене экранированного сознания нашего современника, о новых видах искусства, которые борются за внимание зрителя куда сильнее, нежели традиционные. Вместе с тем я все же склоняюсь к мысли, что профессионалы-академисты, во всем их разнообразии и непохожести, не без помощи и влияния Российской академии художеств укрепят позиции высокопрофессионального искусства в нашей стране и продолжат славить академическую школу за рубежом. Вновь подчеркну: сильные живописцы, скульпторы и графики живут и творят не только в Москве или Санкт-Петербурге. Когда я начал заниматься республиками Кавказа, то был немало удивлен и обрадован, что встретил там местных художников европейского уровня. То же самое могу сказать и о моих коллегах, работающих в отделениях Академии по Уралу, Сибири и Дальнему Востоку, или по югу России, или по Поволжью.

«С»: Какого художника можно назвать гениальным?

— Что есть гениальность? С точки зрения истории искусства, это в немалой степени способность к изобретению нового жанра или направления, какой-то дороги, которая позволяет идти по ней многим другим. С позиции теории искусства этот феномен можно оценить и особым качеством мастерства. Это то, что есть у великого скульптора Степана Эрьзи, — уникальная авторская технология и фантастические пластические решения, совершенно невероятное и в то же время естественное превращение материала природы в материю искусства.
Вместе с тем художественная культура стоит не только на гениях. На работах академика Ивана Макарова, которые представлены в Музее Эрьзи, можно воспитывать новое поколение художников. Без этой основы, с одной стороны, невозможно профессиональное академическое искусство, мастерство-ремесло, а с другой — никакой авангард, который надстраивается над классикой и воспринимается в контексте диалога с ней.

«С»: Современная культура обрастает новыми смыслами, способами самоидентификации…

— Совершенно верно. Естественно, и художник четко реагирует на все изменения и не может находиться в рамках той или иной пластической системы. Возникает ситуация, когда художественные языки прошлого накапливаются и художнику становится в них тесно. Появляется потребность обновления выразительных средств. Как раз это и обу­словило появление черных квадратов и разрезанных холстов.
Как к этому относиться? Для обывателя ставить Малевича в один ряд с Рафаэлем или Тицианом кощунственно. Для историка и теоретика искусства — просто некорректно. Очевидно, что сам «феномен черного квадрата» опирается на весь опыт рафинированной художественной культуры, накопленный человечеством к 1915 году. Вне этого горизонта подобный жест бессмыслен, поскольку не находит опоры в воспринимающем сознании зрителя.

Испанский философ XX века Хосе Ортега-и-Гассет, говоря о профессиональном понимании искусства, сравнивал его со взглядом, проходящим через оконное стекло в сад. Если обывателю интересно само событие за окном, то художник и искусствовед рассматривают царапины на стекле — собственно медиум, язык искусства, которым сделано произведение. Авангард и пытался сконцентрироваться на проблеме средств выразительности, поскольку мастера Возрождения вышли на определенный предел совершенства в изображении форм визуальной реальности. Художнику стал интересен «второй слой», «изнанка мира», которые могут быть выражены как-то иначе, чем у Леонардо и Микеланджело. Это движение началось в эпоху романтизма, оно заметно и в творчестве английских художников-прерафаэлитов.

«С»: Получается, что российская культура во многом обязана Западу?

— Российское искусство исторически питалось классическим наследием Европы, прежде всего Италии. Однако сегодня Россия остается едва ли не единственной страной, где на достойном уровне сохранена академическая школа. Академическая художественно-образовательная традиция — это бренд современной России, это огромная ценность, о сохранении которой нужно думать каждый день. Об этом на каждом заседании президиума РАХ нам напоминает президент Академии художеств Зураб Церетели. Нельзя допустить, чтобы при определенной ситуации оборвалась, например, традиция преподавания академического анатомического рисунка. Но мастера уходят, а педагогов нужно растить не менее ответственно, чем живописцев, графиков, скульпторов.

В Академию поступали и поступают предложения открыть филиалы в Китае и других странах. Некоторое время назад предлагалось открыть представительство РАХ и в Соединенных Штатах Америки. Но наша позиция остается непреклонной: лучшие академические художественные и искусствоведческие кадры необходимо сохранять в России, для воспитания новых генераций мастеров искусства. Без этого у российской культуры просто нет будущего.

«С»: В непростых современных условиях с какими странами, на ваш взгляд, будут развиваться культурные связи?

— Без сомнения, усилится художественный обмен с Китаем и Индией. Что касается взаимодействия с Европой и Северной Америкой, то культурные связи сохранятся на горизонтальном уровне — в формате профессиональных, в первую очередь сетевых сообществ, а также на уровне личных связей авторитетных мастеров разных видов искусства. В конце концов, с помощью Интернета можно узнать все о важных событиях artworld в крупных музеях и интеллектуальных центрах планеты.

«С»: А между художниками из разных стран может возникнуть неприязнь?

— Творческая личность живет в особом пространстве, и в этом смысле само по себе разделение на какие-либо границы, локации, географические и идеологические, очень условно. Для художника и само представление о времени, по сути, очень своеобразно. Кто-то скажет, что прошлого и будущего не существует, а есть только момент, в котором мастер творит. Неприязнь, агрессия, отчуждение — аспекты человеческого. Но искусство выше и человека, и художника как человека. Именно поэтому человек и творит искусство — он и в момент творчества, и в момент его созерцания становится выше того, чем является. Искусство воплощает волю человека к выходу из себя ради того, чтобы стать собой.

«С»: Как объяснить человеку, зачем идти в музей, если он сходил туда один раз в детстве и больше никогда там не был?

— Без многого можно обойтись. Можно ограничить свою жизнь потребностями в пище и еде, элементарном бытовом и профессиональном общении. Многие и проводят жизнь в беседах об инвестициях, депозитах и смартфонах с перерывом на отпуск, пельмешки, рождение или похороны и считают это нормальным. Но человек — незавершенный проект. Только в движении, становлении, продуктивном рывке проявляется жизнь в подлинном смысле. Творчество — это функция, которая дается человеку по рождению. С ее помощью мы имеем возможность прожить несколько жизней. Иосиф Бродский говорил, что необходимо каждому от корки до корки выучить хотя бы одного любимого поэта, лингвистически врасти в него, войти через язык в культуру. Что-то в этом есть. Творчество и его самый яркий и убедительный результат — искусство — это инструмент созидания себя. Творческая способность и потребность — это экзистенциал человеческого бытия — характеристика, свойство и мера человека, его основание. Такое же как вопрошание — способность задавать самые главные вопросы миру и самому себе. Как свобода. Как любовь. Разве мы можем от этого отказаться? И разве мы этого хотим?