«эээ… ректор?»

«…Я тебе сейчас скажу, не как у  вас — ​дворян-чистоплюев — ​принято, а  по-нашему, по-комсомольски, по-простому…» И  дальше следует тирада, которую цитировать я  не решусь.

1  декабря 2007  года. Поздний вечер. Главный кабинет мордовского республиканского избирательного штаба «Единой России». Его начальник Сергей Вдовин проводит итоговое заседание выходящей на финиш кампании: завтра, в  воскресный день, страна двинется к  избирательным урнам. Но ожидаемый вдумчивый анализ проделанного нежданно-негаданно оборачивается оголтелым (за  давностью лет уже не могу сказать, насколько заслуженным) начальственным разносом конкретно моей персоны.

Я стою истуканом, вцепившись в  спинку стула, и  озабочен только одним: «Молчать!!! — ​приказываю поминутно сам себе. — ​Он только и  ждет ответных истерик!!!» Сквозь застящие глаза багровые брызги вижу зелено-пепельное от напряженной ненависти лицо этого человека и,  главное, — ​взгляд, в  котором — ​ледяная злоба вкупе с  ничем не сдерживаемым стремлением уничтожить, раздавить, стереть в  пыль… Вдовин экзекуцию проводил умело, со знанием, со вкусом. Хлестал долго, мастерски, с  оттягом, и  (я  нутром понимал: это особо для него было значимо) — ​при удостоверителях!

Внезапно мой разрываемый мозг вызволяет откуда-то из своих глубин воспоминание о  бабуле-профессоре. У  Екатерины Васильевны Сапожниковой я  всегда ходил в  любимых внуках. Потому и  душа ее за меня болела сильнее всего. «Будь терпелив. Время пройдет, и  за все воздастся…» — ​частенько научала она меня. В  тот безрадостный зимний вечер эти слова, гудящие в  моем гибнущем сознании колокольным набатом, оказались пророческими…

…Мой конфликт с  одним из наиболее приметных «птенцов гнезда Меркушкина» Сергеем Михайловичем Вдовиным (да  и конфликт ли это был???) внезапно разгорелся за несколько месяцев до тех событий. Вице-премьер, отвечавший в  Правительстве Мордовии за экономический блок, был в  очередной раз назначен руководителем избирательного штаба здешних единороссов. Но, в  отличие от предыдущих (а  она у  него была уже далеко не первая!), эта кампания проходила как-то особенно нервно. Главным лозунгом ее стало «Бандиты во власть не пройдут!». Они и  не прошли, конечно. Если бандитами считать уличных хулиганов, а  не тех, кто разворовывает бюджет. Но цена за это была нами выплачена сполна… Уже и  не вспомню, почему именно тогда ко мне вполне лояльный Вдовин на меня взъелся. Может, не счел нужным терпеть соглашательство с  моим мнением («…он еще смеет тут думать как-то по своему?!») об идеологическом обустройстве?.. Дело прошлое. Сказать сейчас уже ничего не могу, но повод, конечно, был… И  в  том марафоне дерготни от начальника прилетало мне немало. Вылилось же все в  капитальный разнос в  последний перед днем голосования вечер.

…На негнущихся ногах, так никак и  не прореагировав на услышанные хулы, я  покинул-таки начальственный кабинет. Последнее, что помню о  том дне: звонок своего непосредственного командира — ​Александра Ушанова: 2  декабря меня отправляли на выходной. И  очень кстати: день этот был особый! Именно в  момент, когда вся Россия шла голосовать, мы по-семейному отметили столетие нашей Екатерины Васильевны. Воспользовавшись неожиданным отгулом, я  с  домашними с  утра пораньше отправился на второе саранское кладбище, где вот уже лет двадцать как мы обихаживали скромную могилу нашей прародительницы. Помню, было морозное, солнечное утро. Постояв у  неприметного холмика, возложив положенные случаю гвоздички, стали с  трудом выбираться на центральную аллею акрополя. И  когда наконец смогли вырваться из заснеженных дебрей, я  вдруг нос к  носу столкнулся… со Вдовиным. В  кругу друзей и  с  рюмкой в  руке (!!!) он застыл у  могилы своего рано ушедшего товарища (кажется, ими тоже поминалась некая круглая дата). Сказать, что мы, сойдясь, оба впали в  ступор, значит не сказать ничего! Так и  стояли в  полном молчании — ​с  одной стороны наливающийся беспомощным гневом начальник, а  с  другой — ​вдруг опадающий в  нирвану как бы его подчиненный. Где-то в  бесконечно голубых высях за спиной у  последнего тихо вздымал крылами ангел, перешагнувший свой столетний отсчет…

Но на этом мои «общения» с  Сергеем Михайловичем, конечно, не закончились. Кажется, в  апреле 2011  года я  решил впервые продемонстрировать своей благоверной, какая трудная у  меня в  «Единой России» работа. Повод не заставил себя долго ждать: начальство отправило меня на гала-концерт «Студвесны» университета — ​приветствовать студенчество. Из вуза — ​организации солидной — ​прислали приглашение на двоих. И  я  позвал с  собой супругу!..

В только что открывшемся новом доме культуры МГУ я  никогда до этого не был. Потому поблуждать по новостройке нам пришлось изрядно. Но старания наши были вознаграждены: в  лабиринте нас выловила-таки проректор по воспитанию: «Сергейнатолич, прошу вас — ​только немногословно! Поприветствуете, вручите два диплома — ​и  в  зал», — ​проинструктировала та на бегу. «Ну да будет видно!» — ​думал я  про себя, занимая отведенные нам места в  партере.

Зал оказался просторным и  очень комфортным. Все новое, все к  месту. Обилие молодой, здоровой энергии, сосредоточенной на этих квадратных метрах, воодушевляло чрезвычайно. После открытия ректором фестивального финала и  положенных по протоколу слов президента вуза на сцену пригласили представителя партии власти — ​меня. Вышел под вежливые хлопки. Огаревцы от партийного чиновника ничего, кроме картонного треска, ожидать приучены не были. А  мне, глядя с  переполненной молодежью сцены в  такой же битком набитый зал (мне — ​выросшему среди этих людей, среди этих университетских стен!), «трещать» для них не захотелось!

Потому не стал утомлять народ «апрельскими тезисами», а  (ведь пришел на праздник веселья и  молодости!)… прочитал стишок Дмитрия Быкова из интернет-проекта «Поэт и  гражданин» (того, где своего зенита достигла звезда Михаила Ефремова!).

…Со мною вот что происходит:

Ко мне мой старый друг не ходит,

И даже открывает рот,

И говорит: «Наоборот!»

А я  катал его на лыжах,

Учил не отдавать Курил.

Он слов тогда не то что лишних.

Он — ​никаких не говорил!

— неслось из-за пылающей огнями рампы в  притихший партер.

…А дальше вот что происходит:

Ко мне в  волнениях приходят

Силовики, сырьевики

И остальные земляки.

Визжат Сванидзе и  Альбаццы.

А я  в  ответ: «Спокойно, братцы!

Он — ​Президент, но я  же — ​Вождь!

И это знает даже «Дождь».

И пусть порой он смотрит злобно.

Серьезный парень, но — ​не царь!

И как бы было не удобно,

Но мы подружимся, как встарь…

…Давно про себя заметил, что в  момент психологического напряжения мой мозг работает как бы в  раздвоенном состоянии. Одна его часть, четко вынимая из памяти нужные строчки, контролирует мое поведение. А  вторая напряженно фиксирует все происходящее вокруг. Поэтому, не отвлекаясь от стихочтения, я  четко видел, как зал меняется по мере понимания того, что я  декламирую. Заледенела с  академически сложенными кистями рук фигура ректора, неожиданно очнулся от дремы президент, но, главное, напряглись, вслушиваясь в  звучащее, все остальные! Народ сидел тихо-тихо, в  напряженном внимании. Когда же свою «речь» я  закончил, мощная, единодушная овация стала мне наградой за старания! Мять ладони не стало только вузовское руководство.

Опустившись в  кресло рядом с  ошарашенной женой, я  услышал безапелляционное: «Да… Хулиганство это тебе так просто не сойдет. Жди ответки…» И  «ответки» прилетели споро! Двумя днями спустя Сергей Михайлович самолично посетил партийный исполком. ЦИК проводил очередной селектор по поводу подготовки к  надвигающимся выборам. Ректор, как плоть от плоти всех избирательных процессов у  нас, присутствовать на нем был обязан. Видимо, в  разгар московского многословия он и  изложил свои претензии моему начальству. По завершении инструктажа я  был вызван на ковер: «Входите скорей, ждут вас! В  кабинете шеф и  ээээ… ректор?…» — ​почему-то замялась секретарша.

«…Я прилагаю в  этом университете максимальные усилия, чтобы обратить либеральную массу в  сторону проводимой страной официальной политики, а  ты одной своей самодеятельной выходкой перечеркнул всю работу!» — ​попрекал меня гость. Пережидая выволочку, я  намеренно принял самый кроткий вид. Потом пытался обосновать манеру своего выступления технологиями, на которые нас тщательно натаскивали во время партийных учеб: к  каждой целевой аудитории требуется свой метод и  подход. Подкреплял свою позицию указанием на то, как тепло выступление было воспринято в  сущности изначально совсем не дружественными ко мне огаревцами. Но услышан не был. «Ты понимаешь, что будет, если об этом узнает Николай Иванович?! — ​бил меня козырями Вдовин. — ​Увольнение! И  нигде в  республике не трудоустроишься больше!!! Никогда!!!» («Сам первый и доложишь об этом в  нужном тебе свете, если уже этого не сделал», — ​резюмировал про себя я). Но на глазах сокрушенно гнул выю. Потому и  был отпущен с  суровым укором.

…Диск, принесенный ректором, с  записью того замечательного фрагмента «Студвесны» хранится у  меня и  по сей день. Документированная память о  делах молодости — ​дело святое!

«…Исход ставшего одним из вице-спикеров Госсобрания РМ С. Вдовина с  занимаемой прежде должности вызвал широкий ажиотаж в  самом вузе, — ​читаю я  на интернет-ресурсе министра мордовского правительства Александра Пыкова. — ​В  преподавательских кулуарах происходит взаимообмен радостной для огаревцев вести. Предполагалось, что он будет возглавлять альма-матер еще пять лет. Но минобрнауки страны, неудовлетворенное деятельностью ректора, решило укоротить этот срок до года.

И на самом деле многие сотрудники университета в  эти дни более откровенно, чем раньше, делятся историей управления вузом в  последнее десятилетие. Большинство собеседников утверждает, что университет как в  области образовательной, так и  в  области научно-исследовательской политики откатился назад. К  сожалению, как они считают, Вдовин так и  не смог понять университет, а  университет не смог понять своего ректора.

Те миллиарды, которые направлялись на развитие НИ МГУ им. Н. П. Огарева из бюджета России, не принесли сколько-нибудь явной эффективности, не говоря уж об образовательных и  исследовательских прорывах. За последние годы там отвыкли от творческой свободы, от поощрения инициатив, от характерной для вузовского сообщества демократичности. Их заменили подозрительность, наушничество, кумовство… Университет покинули способные сотрудники, нашедшие свое применение в  том числе в  лучших вузах страны. По сути дела, прекратилось воспроизводство талантливых и  перспективных ученых, а  сам вуз перестает быть престижным для потенциальных студентов.

Конечно, нельзя и  неправильно валить весь негатив на одного человека. Но, к  сожалению, ректор стремился минимизировать всевозможные самоуправленческие формы, трансформируя их в  самоуправные. И  именно этим самым он усиливал собственное значение во всей внутренней деятельности, а  значит, и  ответственность за провалы, падения и  регресс.

…Вот и  на прошедшем заседании ученого совета МГУ, ставшем последним, которое Сергей Михайлович вел в  качестве руководителя этого вуза, Вдовин пожаловался собравшимся на травлю в  Интернете, стараясь вызвать сочувствие к  себе. Обозревая свое более чем 10-летнее пребывание в  высокой должности, он рассказал о  том, что все это время думал только об университете. И  потому, как глубоко верующий человек, надеется на то, что авторы «травли» получат божью кару.

Что ж. Мы сообщали, что в  фактах и  событиях лежит на поверхности. Во-первых, не нами было принято утверждение о  стагнации в  научно-исследовательской деятельности вуза, несмотря на его исследовательский профиль. Об этом в  университете не говорит только немой. По поводу до сих пор не объяснимых переплат на строительстве общежития в  сумме 18  млн рублей — ​тоже не наша выдумка. Этот факт подтвержден управлением Федерального казначейства и  решениями арбитражных судов. В-третьих, задержание и  подследственный арест одного из самых близких к  Вдовину проректоров — ​Степана Гудожникова — ​тоже находится в  перечне объективных фактов и  не является чьей-то фантазией. То же самое можно сказать об утечке вузовских «мозгов», о  понижении научного и  образовательного престижа МГУ им Н. П. Огарева, о  «левом» использовании оборудования, поставленного в  университет как национально-исследовательскому учреждению, и  т. д.  А уж если говорить о  моральных поступках, не угодных Богу, то об этом уже бывшему руководителю вуза стоило бы помолчать, чтобы не будоражить греховную тему…

Та речь на том совете не нашла сердобольного отклика у  его участников. Разошлись молча. А  это очень плохой показатель».

Я привожу эту обширную цитату члена нынешнего республиканского кабмина потому, что не могу подвергать сомнению правоту прозвучавших оценок. Сам, погруженный в  бытование моей родной альма-матер, не единожды от ее персонала слышал сожаления: несмотря на солидный срок в  должности, этот ректор так и  не сумел (не  захотел?) сродниться с  огаревским сообществом, стать полноценной частью жизненной ткани вуза. Даже в  указующих репликах на тех же ученых советах (как регулярно доносилось с Большевистской, 68/1) из его уст звучало неизменное: «вы должны», «вы обязаны», «с вас будет спрос!».

Но в  университетских легендах Сергей Михайлович, конечно, сохранится… Нет, не заливистыми разносами виноватых, по его мнению, подчиненных (во  время которых применяемые там эпитеты, как констатируется многими, выходили далеко за пределы наукообразной терминологии). И  даже не возведенным им в  культ управленческим администрированием. Вдовин сохранится для огаревцев своей демонстративной любовью к… университетским выключателям! О  его манере везде и  всюду в  МГУ гасить свет сегодня молчит только Н. П. Огарев. Но он — ​гранитный, сидит под елками в  темноте. Ему до этого нет никакого дела…

В статье профессора В. Ф. Семенова (журнал «Известия Западно-Сибирского отдела РГО», Омск, 1924 г.), посвященной памяти потомственного дворянина, многолетнего ректора Томского университета, профессора В. В. Сапожникова (отца Екатерины Васильевны и  моего прадеда), я  не так давно прочитал: «…Русское географическое общество, к  научным интересам которого ближе всего стояли исследовательские работы Василия Васильевича, неоднократно отмечало его заслуги перед наукой (далее следует продолжительный перечень высоких наград — ​С. Ч.). Так оценивал научный мир его исследовательскую работу! Но широта, размах натуры В. В. Сапожникова не укладывались только в  одно русло. Следуя завету своего учителя К. А. Тимирязева, он действительно не замыкался от жизни в  кабинете. И  жизнь оценила это: на двух великих его праздниках — ​юбилеях — ​представители науки сошлись с  представителями общественности, с  многочисленным студенчеством настоящего и  прошлого, с  участниками десятков экспедиций, с  его личными друзьями. Тут не было места костной замкнутости, узости, нетерпимости, потому что чествовался многогранный, свободный, культурный человек…»

…Удостоится ли когда-нибудь хотя бы части подобных слов бывший рек-тор Мордовского национального исследовательского государственного университета имени Н. П. Огарева Сергей Михайлович Вдовин?

Ответ очевиден…

P. S. После тех памятных выборов 2  декабря 2007  года, когда буря улеглась, а  результаты превзошли все ожидаемые прогнозы, Вдовин вызвал меня к  себе в  штабной кабинет и  в  кратком разговоре с  глазу на глаз постарался навести мосты отношений. «​Время пройдет, и  за все воздастся…» — ​ответил я тогда.  Больше сказать мне ему было нечего…