«Мы можем травить Землю химией, выжигать, взрывать атомные бомбы… Человечество умрет, а планете ничего не будет»

«Простите, но Саранск — самый уродливый город из всех, в каких я когда-либо был». Цитата из красноречивой и бескомпромиссной статьи Тима Скоренко. По его мнению, вину за это несут те, кто долгие годы возглавлял город. Известный писатель и популяризатор науки побывал в столице Мордовии в рамках молодежного форума «Импульс знания». В  перерывах между лицезрением «архитектурного треша» он просветил саранскую молодежь о «главных открытиях, изобретениях и прорывах XXI века». В список попали новые способы лечения рака, обнаружение воды на Марсе, РНК-вакцина от ковида и другие важные достижения. После лекции Николай Кандышев поговорил с 38-летним уроженцем Беларуси о застое в российской науке, абсурдности Третьей мировой войны, анальном сексе медуз, смысле научного познания и смерти человечества.

«С»: На ваш взгляд, Тим, выполняет ли форум «Знание» заявленные организаторами задачи по популяризации науки?

— Если честно, я  не знаю, что заявляют организаторы. Вообще. Никогда не читаю и  не знакомлюсь с  проспектами. Моя задача  — прийти и  рассказать. Но могу сказать, что абсолютно любой фонд, а  с таковыми я  сотрудничал довольного много, в  том числе и  со «Знанием», всегда выполняет свою функцию. Если это не мошенники, разумеется. Здесь явно не они. Даже при наличии околополитических игр функция донесения до  людей какой-то полезной информации всегда присутствует. Со «Знанием» сотрудничаю уже в  третий раз. В  Саранске меня и  других лекторов пришли послушать люди. Это круто! Значит, форум уже выполняет заявленную функцию.

«С»: Вы долгое время работали научным журналистом. Можно ли утверждать, что это направление в российских медиа не востребовано и находится на низком уровне, в отличие, допустим, от Советского Союза, где научно-популярной периодики было, кажется, больше?

— В  СССР с  научно-популярной журналистикой было очень плохо. Все статьи должны были проходить литовку (цензура  —«С») . Журналист не мог просто так написать о  чем-то. Всегда смешно, когда открываешь «Науку и  жизнь» за 1982 год и  читаешь: «В Европе додумались до  того, что продают в  бутылках обычную газированную воду. А  все потому, что у  них плохая вода». Господи! Идеология все порола страшно. Да, было какое-то количество научно-популярных изданий. Они были в  большей степени высокого качества. «Техника молодежи», «Юный техник»… Но, во-первых, их издавалось очень мало. К  примеру, в  Англии выходило 600 научно-популярных изданий в  год, а  в СССР  — около 20. По  сравнению с  англоязычным миром у  нас вообще ничего не издавалось, да и  не издается. Во-вторых, всегда существовали ограничения. Про зарубежные достижения вот здесь нельзя писать, а  если можно, то только в  определенной формулировке. Про наше  — тут секретно, здесь переформулировать. Сейчас же действует чистый рынок. «Популярная механика» может писать о  чем угодно. У  меня были полностью развязаны руки, когда я  там работал главным редактором сайта. Например, как игрались с  заголовками: «Брутальная Пипися». В  статье шла речь о  реально существующем китайском авианосце «Пипися». (Боевой корабль, названный, предположительно, в  честь рака-богомола, то есть Pipixia,  — по  системе Палладия произносится как «Пипися»  — «С».) Или «Как медузы трахаются в  анус?». А  что, это факт. Я  к тому, что можно писать что угодно. Мог обругать любую российскую технологию либо похвалить любую российскую технологию. То же самое с  западными достижениями. Писали статьи как патриотической, так и  либеральной направленности. В  этом плюс современной журналистики  — можно писать все что угодно.

«С»: Вы про научно-популярную журналистику?

— Да. Но понятно, что есть границы. Научная журналистика чуть-чуть, но политизирована. А  вообще говоря, сейчас много нормальных изданий. Вот, например, Григорий Тарасевич возродил «Кот Шредингера». Я  читал новый номер. Мне не понравился, но это не важно. В  целом все работает.

«С»: Возвращаясь к вашей лекции, можно ли предположить, что человечество когда-то достигнет потолка в плане научных открытий, изобретений и прорывов?

— Никогда. Потолка нет. Как и  нет предела развитию.

«С»: А как же периоды истории, когда наука существовала в жестких рамках и практически не развивалась или развивалась в определенном направлении?

— Наука развивалась по  синусоиде. Где-то всплески, где-то падения. Это нормально. В  моем понимании, есть некая синусоида технологического развития. В  России она достаточно четкая. При Петре I  — прорыв. Синусоида пошла вверх. Екатерина II и  Павел I  — спад. Александр I  — появление авторского права и  сразу же скачок. Потом критика принятых норм и  стагнация. В  1896 году мы унифицируемся с  мировым законодательством об  авторском праве. Тут же рывок  — в  России лучшая электротехника мира! Революция  — падение вниз. И  в дальнейшем эта закономерность сохраняется. И  в других странах тоже постоянно что-то происходит. Здесь инквизиция — тут ее нет. Здесь наука развивается — а  тут нет.

«С»: Сейчас наблюдается рост или спад?

— В  России мы пребываем внизу траектории. Это обидно. Понятно, что спад произошел в 1980–90-е, когда мы — ба-бах и  плюхнулись! Однако, несмотря на  то что прошло много лет, с  того момента так и  не поднялись. Находимся в  состоянии затянувшегося застоя. Хотя у  нас есть и  сильные ученые, и  мощные технологические компании. Роста нет. Остальной мир же только сейчас начинает замедляться. Был взрыв в  2000-е, когда очень активно стал развиваться Интернет и  мобильная телефония.

«С»: Причины спада в России нам более или менее понятны, а с чем связано замедление процессов на Западе и в другом мире?

— Нет никакого «Запада» или «другого мира». Россия такой же «другой мир», как Франция, США или Зимбабве. Когда кто-то пытается обособиться, то получается Северная Корея. Кроме нее есть еще Туркменистан. Слава богу, третьей не будет! В  каждой стране происходят свои внутренние процессы наподобие того, что мы наблюдаем и  в России. В  США  — Великая депрессия в  30-е годы прошлого века. Во Франции  — очередная революция, Пятая республика. Сепаратизм Шотландии в  Великобритании. Везде свои перипетии! Спокойно живет только Люксембург, где ничего не изобретают. Если усреднить, то получается, что где-то Россия или США тянет кого-то вниз, а  где-то вверх. Чем больше страна открыта, тем лучше развивается наука. В  закрытом обществе вообще ничего не может развиваться.

«С»: На своей лекции вы привели ряд достижений в области медицины. Например, возможность лечения отдельных форм рака за счет иммунитета, изменение ДНК. В контексте этих и других разработок насколько они интегрированы и доступны в повседневной жизни? Насколько научный прогресс улучшает жизнь обычных людей в условной чилийской деревне или Зимбабве?

— Любые научные исследования преследуют цель интеграции в  повседневность. Не бывает научных исследований в  «вакууме». Даже такая сложная штука, как, например, иммунная терапия рака, уже используется. Это дорого и  сложно, но тем не менее. Разумеется, любое исследование повышает общий уровень развития мира. Как-то влияет и  на менее развитые страны. Например, есть технология фильтрации воды через угольные фильтры. Работают компании, производящие и  устанавливающие их в  странах Африки и  Южной Америки, Индии. В  какой-то отдаленной деревне Зимбабве старейшина наказывает пить воду только из  этого фильтра, а  ни в  коем случае не из  реки, где водятся Эбола и  другие замечательные «вирусы» и  «животные» (улыбается  — «С») . Таким образом, отдельно взятая технология, созданная на  одном краю планеты, улучшила жизнь на  ее другом краю. Я  считаю, что мы несем добро. Медленно, плохо, иногда «с пистолетом», но добро.

«С»: Раньше, особенно в период холодной войны, основные направления развития науки определялись гонкой вооружения, потребностями военно-промышленной сферы…

— Сейчас этого уже нет. Последний такой период как раз был в  50–60-е годы прошлого века. Война  — больше не двигатель науки. Все очень резко поменялось. С  1980-х годов военные технологии потеряли смысл. Есть вооружение для  локальных операций: автомат, снайперская винтовка, пистолет. Что еще надо? Управляемые пули? Ну, их мучительно разрабатывают уже где-то 20 лет. А  есть глобальное вооружение, когда бросают бомбу и  умирают все  — уже есть. Зачем дальше развивать военные технологии? Биологическое оружие? Никто не позволит его использовать. Та страна, которая об  этом заявит во всеуслышание, подвергнется такому остракизму, что ей будет уже не до  оружия. Все экономически между собой взаимосвязаны. Экономика  — в  наше время двигатель всего…

«С»: Тот самый базис, о котором писал Карл Маркс…

— Абсолютно. Война же тоже была порождением экономики. Просто сейчас кому и  с кем воевать? Не будет такого глобального конфликта, ставшего бы толчком для  экономического развития.

«С»: Война за космос?

— Это не война, а  конкуренция. Китай строит свою космическую станцию? Молодцы! Я  за них очень рад. Войны в  космосе не будет. Потому что на  данный момент нет технологии, которая бы позволила создать оружие, адекватное условиям космоса. Слава богу, что его нет! Как и  нет смысла в  подобном. Допустим, собрал я  ядерную бомбу у  себя на  кухне. Что мне с  ней дальше делать? Взорвать? Так я  тоже помру (смеется  — «С»). Китаю нет смысла развязывать войну в  космосе, а  есть смысл конкурировать за его отдельные сектора для  проведения исследований.

«С»: Значит, человечество ничего не потеряло от окончания гонки вооружения, лишившись такого, как кажется, мощного стимула?

— Наоборот, приобрело. Война  — абсолютное безумие. Когда люди говорят: «мы вам покажем», то произнесший это человек для  меня перестает существовать, он не более чем биологический объект с  ниточкой между ушами. Сейчас война не имеет никакого смысла в  отличие от  предыдущих времен. Здесь, здесь и  здесь есть точки, где объяснимы ее причины. Даже Чеченская кампания понятна. Причины достаточно прозрачные. Они неприятные и  плохие, но понятные. Толку, правда, от  нее не было никакого, кроме того, что все перессорились и  перебили кучу народа. Это локальная история. А  глобальной войны больше никогда не произойдет. Третьей мировой не будет! Я  гарантирую.

«С»: И подпись: «Тим Скоренко».

— Да-да.

«С»: В одном из интервью вы называли своей лучшей книгой роман «Эверест», показывающий ретроспективу покорения знаменитой вершины. В одноименном фильме БалтазараКормакура говорится об одной из трагических страниц в истории восхождений на самую высокую точку планеты. Посыл автора списывается ясно: «Человек, несмотря на весь технологический прогресс, никто перед силой природы».

— Хочу вставить ремарку. Уже не считаю «Эверест» своей лучшей книгой. Теперь на  первом месте религиозно-фантастический роман «Стекло», вышедший в  ноябре. Когда зачитывал аудиоверсию, то потирал руки от  удовольствия. Настолько сам от  себя кайфовал. «Эверест» тоже нравится. Это хорошая книга. Возвращаясь к  вопросу… Гору нельзя покорить. Она может лишь пустить. Всегда утверждал и  буду это утверждать. Когда люди заявляют о  «покорении» чего-то, то им в  ответ говорю: «Ты дурак! Ты ничего не покорил. Тебя просто пустили». Убежден, что Земля неубиваема. Она «сожрет» все что угодно. Мы можем травить ее химией, выжигать, взрывать атомные бомбы… Человечество умрет, а  планете ничего не будет. Она снова восстановится. Заново вырастут леса, останутся горы, животные заполонят улицы городов.

«С»: То есть паника относительно глобального потепления — истерия?

— Климат на  Земле менялся большое количество раз. Он становился то ледниковым, то очень жарким. Соответственно менялись флора и  фауна. В  «Ледниковом периоде» мамонт с  ленивцем идут в  обнимку. Обожаю этот мультик (улыбается  — «С»)! Сейчас глобальное потепление? Хорошо. Оно убьет человечество? Да и  черт с  ним! Мы просто биологический вид. Вымрем, а  Земля дальше продолжит развиваться. Вместо нас появятся какие-нибудь разумные крысы. Озвученные процессы никак не повлияют на  планету. При этом нельзя утверждать, что мы обязательно вымрем. Это с  одной стороны. А  с другой, даже если это произойдет, то я  все равно не доживу. В  таком случае, «после меня хоть потоп». Даже при очень больших усилиях мы не сможем нанести сейчас такой огромный вред планете, чтобы она уничтожила в  ответ нас. Просто в  силу отсутствия соответствующего уровня технологий.

«С»: Зачем тогда что-либо изобретать и продвигать науку, если мы даже не в состоянии уничтожить планету? В чем смысл?

— Как — в  чем смысл?! Вот вы сидите на  стуле. На  таком мягком и  удобном…

«С»: Сидел бы на полу или на земле в пещере, задавал бы те же вопросы.

— Так идите в  пещеру! Почему на  стуле сидите?

«С»: Просто использую данность.

— Вот именно. Хочется, чтобы «данность» была комфортной. Человек всегда стремится к  собственному комфорту. Понятно, что комфорт  — не только мягкое кресло у  каминчика. Это очень сложное и  многослойное понятие. Для  кого-то комфорт  — ползти в  гору с  ледорубами и  блевать на  вершине. Для  кого-то  — сидеть и  играть сутки напролет в  Dota и  нарастить себе пузо. Люди безумно разные, и  каждый стремится к  какому-то личному комфорту. Все технологии, окружающие нас, призваны обеспечивать этот уровень огромному количеству населения. Джеймс Кэмерон очень любит океанологию. Ему в  кайф опускаться в  Марианскую впадину. Благодаря чему появился соответствующий аппарат. Может быть, с  этого будет толк общечеловеческий. Но все равно по  большому счету это делается для  себя в  первую очередь.

«С»: То есть здоровый эгоизм с сиюминутным эффектом?

— Когда-то с  сиюминутным, когда-то вдолгую. Опустятся они на  дно Марианской впадины и, допустим, откроют глубоководную рыбу, выделяющую вещество, способное лечить рак. У  меня есть лекция «Как стать изобретателем». Всегда в  ее рамках вкладываю людям следующий посыл. Вы шли и  у вас на  пути неудобная лестница. У  вас есть два способа: а) подколотить и  подогнать конкретно вашу лестницу, чтобы она стала удобной; б) можно придумать глобальное решение, которое бы сделало все лестницы удобными. Если вы сделаете первое, то хорошо, почему бы нет? А  если второе, то еще и  бабла заработаете.

Тимофей (Тим) Юрьевич Скоренко родился 28 февраля 1983 года в Минске. Писатель-фантаст, поэт, автор-исполнитель и журналист белорусского происхождения. Автор в том числе ряда реалистических и исторических рассказов. Занимается популяризацией науки, читает лекции на технические темы. На данный момент опубликовано 45 рассказов (в периодике и сольном сборнике) и 7 романов.