Прости, альняка…*

«Папа! Фу-у-у!!!» — ​трехлетняя дочь с  ужасом всматривалась в  непомерные для ее росточка высоты нашего нового жилища. Наверху, в  углах, там, где в  стыке сходятся стены и  потолки, в  серых разводах сырости практически повсеместно чернели пятна плесени. «Вот и  справили новоселье в  элитной новостройке…» — ​устало думал я,  озирая масштабы бедствия. На дворе стоял 2003  год. Жизнь, как казалось, начинала налаживаться…

А стартовала та достопамятная эпопея для меня прямо-таки празднично. Сейчас, за давностью лет даже не верится: было ли это?.. В  январе 2000-го на традиционном белодомовском приеме в  День работников СМИ Глава вручил мне диплом победителя в  не помню уж каком творческом конкурсе (и  совсем не хилую по тем временам премию, к  нему причитающуюся). И  при этом Меркушкин во всеуслышание заявил, что помимо оного «молодому, но…эта, небезнадежному» предоставляется квартира в  центре города! «Каждый, кто готов честно и  много работать на благо, значит, Мордовии, может и  должен… эта… рассчитывать…» — ​подчеркнул трибун. Грянувшие аплодисменты не сумели заглушить ропот в  рядах мастеров пера: «Как это так, в  профессии без году неделя, а  уже — ​элитное жилье, да на халяву?!»

Незадолго до того торжества, кажется, во время записи предновогоднего интервью для «Столицы С», Меркушкин вдруг обратился ко мне: «Станислав уже несколько раз мне напоминал о  нашей договоренности… Ты как человек семейный в  жилье нуждаешься? Вот Холопов и  заботится… Есть для тебя два варианта: получаешь сейчас, но в  микрорайоне или позже — ​но в  центре…» «Я готов и  подождать…» — ​еле выговаривая от потрясения слова, промычал я. «Хорошо… Нужна двухкомнатная?..» — «Да… Дети подрастать будут…» — «Хорошо… Ну…эта… там… все оформишь… Все решим… И  главное, Сергей: ты — ​работай! И  ни о  чем не беспокойся… Все решим…» — ​проговорил Глава, проникновенно, по-оте­чески заглядывая мне в  глаза. Надо полагать, совершенно офонаревшие от счастья.

«Все решить», однако, оказалось делом непростым. Попасть на прием к  Главному Строителю в  его недавно возведенном офисе возможности для меня не представлялось долгое время. Хозяин был то на объектах, то на выездах, то проводил затяжные совещания. Секретарь в  приемной стояла непробиваемой стеной. Удача подвернулась, как часто бывает, неожиданно. И  морозным вечером. Прогуливаясь с  семьей по центральной улице, я  узрел, как Зодчий выбирается из представительного авто у  своего центрального входа. «Беги!» — ​недолго думая подтолкнули меня «родаки». И  я,  путаясь в  полах модного тогда пальто, понесся навстречу судьбе, голося на всю пустынную округу: «Аликсанваныыыыыч!!!» Столкнулись мы в  вестибюле. «А! Чего не заходишь-то?.. Давно тебя жду, — ​разулыбался Меркушкин-старший из-за мраморного парапета лестницы. — ​Пошли!..»

В тот вечер я  обрел волнующий душу статус «заказчик» и  приготовился ждать свершения наших главных семейных мечт… Так минул год. Нежданно поступившее приглашение в  бухгалтерию «подрядчика» сулило мне только позитивные перспективы. Но невозмутимая в  осознании своего права дама заявила, что, если в  ближайшее время на счет организации мною не будет внесена отраженная в  договоре сумма, компания воспользуется правом документ (а  значит, и  вожделенную мной жилплощадь) аннулировать. «А  как же подарок… Николаваныч ведь обещал… При всех…» — ​растерянно лопотал я  (осознавая, что ТАКИХ деньжищ мне не собрать «ни в  жисть»!). Но услышан не был.

Доискаться правды в  Белом доме мне тоже оказалось не суждено: «даритель» уже полностью погрузился в  процессы созидания и  согласия. Не размениваться же ему по мелочам, в  самом деле?.. «Возьми кредит в  банке», — ​то ли всерьез, то ли в  насмешку прилетел совет с  Советской, 35. Какой банкир при моих доходах ввязался бы в  такую авантюру? Спасибо моим близким — ​выручили-таки. В  самый последний момент я  внес требуемую подать. Мечта вновь замаячила в  перспективе.

Без малого через два последующих года мы наконец-таки получили долгожданные ключи. Въехали в  собственное жилье под зиму. Сырой дом, продрогнув насквозь, стоял весь заиндевелый. Из-за непрекращающейся в  нем усадки стыки перекрытий на потолках обнажились, трещины пошли по стенам. Наскоро настеленные половицы вскоре рассохлись и  вздулись, а  с  потолков настырно сползала плесень. «А  что вы хотите, — ​недоумевал вызванный нами прораб, — ​в  блоках скопилась вода. Ее оттуда ничем не выцедишь. Надо ждать, когда сама выпарится. Летом…» Замечательный долгострой простоял без крыши, как помнится, не одну зиму. У  воды была масса возможностей скопиться везде, где захотела…

Само собой, ремонт у  нас затянулся. «…Да? Сам ремонтируешь?! — ​обрадовался, однажды столкнувшись во дворе со мной — ​вытаскивающим тюки с  мусором, Александр Иванович (он  обосновался в  соседнем подъезде). — ​Молодец! Так и  надо. Я  тоже, когда молодой был, все ремонтировал сам…»

«…На нас очень серьезное влияние оказали отец Иван Яковлевич и  дядя Григорий Яковлевич. Они рано остались без родителей, воспитывались в  тяжелые 1920-е годы, — ​рассказывал Александр Меркушкин «Столице С» в  2015  году. — ​Отец сказал своему брату, который был младше на три года: «Я буду работать, а  ты должен учиться». В  итоге Григорий Яковлевич в  15  лет окончил инсарскую школу и  приехал поступать в  пединститут, но из-за юного возраста не был принят. Я  это знал и  по детской наивности хотел повторить его путь. С  пяти лет пытался попасть за парту! Тогда учительница Анна Григорьевна попросила мать: «Маша, ты не пускай его в  школу! Он нам тут мешает!» С  детства был активистом — ​и  пионервожатым, и  руководителем тимуровской команды. Время было послевоенное. Около 300 наших сельчан с  фронта не вернулись, и  нам было кому помогать…»

Но в  Новых Верхиссах его все равно долго кличали по аналогии с  героем известного рассказа Льва Толстого. И  дело не только в  мелком росте. События жизней обоих «Филиппков» во многом были схожи.

«…Уроки, которые дядя Григорий Яковлевич преподал мне в  детстве, добром мне служат и  по сей день, — ​признавался в  2002-м в  разговоре со мной Александр Меркушкин. — ​Всем, чего я  добился в  жизни, обязан его мудрости и  природной сноровке, а  еще упорству, которые мне дали родители…»

Но есть и  другая точка зрения, которую обнародовала в  2017  году двоюродная сестра АИМа — ​Наталья Платонова, опубликовав в  московском издательстве книгу мемуаров с  обращающим на себя названием «Гниды. Для служебного пользования»: «…Брат родился и  вырос в  деревне. Семья его, мягко выражаясь, была мало благополучной. Его и  назвали-то в  честь моей мамы — ​Александры Кузьминичны! Рос он хилым ребенком. Учился плохо. Папа (Г. Я. Меркушкин — ​С. Ч.) помог ему с  поступлением в  вуз. Не сдать бы ему ни одной контрольной там, если бы не мой папа. И  поехал бы наш Саша в  деревню коров пасти. По восемь раз каждый предмет сдавал!

…Когда он явился к  нам из родной деревни из-под крылышка пьяного папеньки Ивана, этот Саша и  на человека-то толком не был похож. Гастрит с  большой буквы! Есть ничего толком не мог. Жил полгода у  нас. А  мама ему по диете отдельно готовила… Так вот, когда папу затравили до смерти и  он умер (в  1969-м Г. Я. Меркушкина из-за конфликта с  руководством республики сняли с  должности ректора Мордовского госуниверситета и  подвергли всяческой обструкции — ​С. Ч.), Саша маму — ​вдову дяди — ​по имени-отчеству не называл. Брезговал!

…Женился Саша после окончания университета. Была эта «Раечка-маленькая» (так ее папа звал) из мещанской семьи: отличница в  школе и  физмат окончила с  отличием. Выхлопотал папа молодым специалистам отдельную квартиру. Свои дети у  него обходились тем, что есть. Жили с  родителями и  не роптали… Так когда папу сняли, те сто лет у  нас как не были! Забыли совсем!..»

«Старший сын в  большой мокша-мордовской семье шел по жизни сам, — ​констатировал я  в  «столичном» очерке 2002  года. «Отец долгие годы руководил крупным колхозом. Очень часто останавливались у  нас многие республиканские руководители, — ​сплетал под диктофонную запись семейную легенду АИМ. — ​Вечерами я  сиживал за печкой и  слушал их разговоры. Мне было страшно интересно все, что они обсуждали».

«…Сколько себя помню, пил Иван Яковлевич беспробудно и  укорачивал жизнь моему папе. Папа очень переживал, — ​вспоминает о  личном в  своих мемуарах Платонова. — ​До сердечного приступа! До многодневных бессонниц! Соседи-доброхоты папе приносили газеты с  фельетонами на Ивана. Там и  фотографии нелицеприятные были… Вот так, колхоз в  передовые вывел и… спился!»

«В послевоенные годы в  верхисской школе не хватало учеников, и  занятия велись сразу для всех, — ​писал я  в  «Столице С». — ​А  маленький Саша учился настолько успешно, что за урок успевал усвоить и  свое задание, и  помочь старшеклассникам! (Привет Льву Николаевичу!) Природную сноровку племянника заместитель предсовмина МАССР Григорий Яковлевич приметил с  его юных лет. И  когда настала пора поступить в  вуз, вопреки желанию парня стать историком или летчиком гражданской авиации (в  Саранске тогда было соответствующее училище) тот велел ему готовиться к  экзаменам на инженерно-технический факультет нашего университета: «У  меня в  семье все пока по гуманитарному идут. А  я  тебя вижу строителем. Готовься…» Саша ослушаться не посмел. «Мой двоюродный брат — ​мягкий и  заботливый, ну просто ангел! Я  не верю таким!» — ​вставляет свои «десять копеек» Платонова.

«Учеба давалась мне, деревенскому мальчишке, тяжело, — ​признавался в  2002-м Александр Меркушкин. — ​В  школе даже не было преподавателя иностранных языков. А  на факультете до сих пор признают, что наш курс был сильным. Одних только медалистов было шестнадцать человек! Чтобы не ударить в  грязь лицом, приходилось очень много заниматься. В  голове еще с  детства сидела мысль: я  не имею права плохо учиться. Семья у  нас была большая — ​8 человек детей. Я  третий ребенок, старший сын… На первых порах было трудно. Но потом вышел в  число лучших студентов…»

На четвертом Сашином курсе Григорий Меркушкин стал ректором Мордовского университета. «Получил диплом инженера-строителя. И,  как велел дядя, уже начал готовиться поступать в  аспирантуру, — ​вспоминал АИМ, — ​но тут он меня вызывает и  говорит: «Наука наукой, но жизнь надо обустраивать! Есть перспективная работа с  предоставлением жилья. В  МВД организуют строительный отдел. Много плюсов…»

В милицейском управлении капитального строительства Александр Меркушкин проработает долгих восемнадцать лет. Начинал там с  нуля. «Мы строили здания райотделов милиции в  Саранске и  республике, а  также жилье для сотрудников, следственный изолятор в  Рузаевке и  т. д.  Тогда я  уже на деле понял свою профессию. Мне нравилось видеть результаты труда», — ​признавался он в  2015  году. Но в  1979  году в  звании подполковника милиции его «сосватали» главным инженером в  «Мордовсельстрой». «Тогда было модно укреплять кадрами сельское строительство. В  деревнях мы сооружали коровники, овчарни, свинарники. Как показала жизнь, и  этот опыт тоже был нелишним. Но сам переход в  сельстрой для меня был очень болезненным, — ​признавался в  разговоре со мной Меркушкин в  2002-м. — ​В  МВД был порядок. А  на новом месте первые месяцы не мог найти себя. Руки опускались из-за низкой дисциплины и  неорганизованности людей. Тогда процветал так называемый «мордовармянстрой» — ​по колхозам шастали армянские стройбригады. Два года я  там проработал, но совладать с  ними так и  не смог… Звали в  строительную отрасль МВД Белоруссии. Но тогда меня не отпустили из республики. Предсовмин Василий Учайкин вызвал и  сказал: «Не порть себе биографию!..» И  меня перевели управляющим трестом «Мордовпромстрой», который входил в  структуру Министерства ЖКХ. А  в  середине 1980-х направили в  «Саранскгражданстрой». Именно тогда мы впервые начали ставить 9-этажные кирпичные дома. Для Саранска это было чем-то невероятным!»

На рубеже 1980–90-х Александра Меркушкина избрали зампредседателя Саранского горисполкома. Занимался там тоже в  основном вопросами строительства. Но через три года — ​ушел.

«Тогда митинги были бесконечные! Пришло время, когда все кинулись расправляться с  «пережитками советского прошлого», — ​признавался АИМ. — ​Вычисляли, у  кого лишние квадратные метры, и  прочее. Зацепились за историю с  квартирой для родителей первого секретаря обкома партии Анатолия Березина, ордер на предоставление которой за полгода до этого подписал я. И  меня чуть ли не диверсантом выставили! Но на месте оставили, потому что работать-то в  исполкоме кому-то было надо. И  постепенно там я  стал превращаться в  «писарчука». Приходилось готовить массу документов для заседаний, справок. И  я  подумал: не навек же меня обвенчали с  этой должностью?! Ушел по собственному желанию. Правда, меня до конца так и  не отпустили, назначив начальником управления капитального строительства горисполкома. Там тоже все разваливалось. По решению депутатов УКС в  конце концов включили в  процесс приватизации. Так я  стал генеральным директором предприятия, которое мы назвали «Саранскстройзаказчик».

Организация была приватизирована с  большими трудностями. Практически сразу подпала под пристальное внимание проверяющих. КРУ Президента РМ, минфин, прокуратура города и  республики… «Они меня тогда извалтузили, — ​переживал в  2002-м АИМ. — ​Жуликом первой гильдии меня выставляла пресса! Обвиняли в  воровстве квартир, хищении стройматериалов. Даже если бы я  на самом деле был таким страшным, за то короткое время не мог бы столько наворовать!» Итогом той кампании стали проблемы с  сердцем, которые надолго уложили Меркушкина в  больницу.

«…Поначалу на предприятии трудились всего 38 человек. Не было ни денег, ни наработанных объемов, — ​вспоминал строитель. — ​Тем не менее мы три года вели панельное домостроение. Но нужно было занимать пустующую нишу по возведению кирпичного жилья. Основного стройматериала тогда катастрофически не хватало. И  нам ничего не оставалось, как строить свой завод. В  то время у  нас как раз появились финансы от продажи панельных домов.

Кстати, первыми нашими покупателями в  начале 1990-х стали «крутые ребята», которые заимели большие деньги и  не знали, куда их деть, — ​откровенничал в  2015-м АИМ. — ​Именно так у  нас и  образовался первый капитал! Помню, как-то в  мой кабинет зашли два таких орла. В  приемной — ​еще двое. Решили обложить данью. Я  говорю: «Подождите, мужики, мы пока не строим ничего. Когда начнем, пожалуйста, участвуйте…» Были, конечно, эпизоды и  посложнее. Так что пришлось «повоевать» и  на этом фронте…»

…Сегодня «Саранскстройзаказчику» в  столице Мордовии стало тесно (в  народе давно судачат, что все самые «лакомые» площадки здесь осваиваются именно этой организацией). «Точечная застройка изжила себя, — ​констатировал А. Меркушкин в  2015-м. — ​Лет семь назад мы выкупили под жилую застройку часть земель бывшего совхоза «Левженский». Я  объяснял Главе, что Саранск должен развиваться прежде всего в  сторону Рузаевки. Тогда все с  этим согласились…»

Делясь переживаниями по поводу «тени брата Николая», Александр-альняка признавался: «Конечно, меня это огорчает. Я-то все-таки старший! Помню, как мне приходилось на печи учить Николая арифметике! Детей в  семье было много, и  отец с  матерью заставляли старших следить за младшими. Приходилось проверять у  них уроки. Позже и  в  школе, и  в  университете Николай был достаточно активным. Меня это радовало. А  потом, в  1990-е годы, был период, когда брат работал первым секретарем Теньгушевского райкома, а  я — ​заместителем председателя горисполкома в  Саранске. И  после отстранения Березина началась борьба за власть. И  так вышло, что я  оказался в  лагере демократов, а  Николай— с  партийцами. Была сложная ситуация. И  я  для себя решил, что не буду участвовать в  этих процессах и  уйду в  строительство. Посчитал, что на политическом поле Мордовии одного Меркушкина будет достаточно…»

…На 80-м году жизни после продолжительной болезни в  Саранске умер Александр Иванович Меркушкин. Перечень наград и  званий, принадлежащих этому человеку, вполне способен занять объем всего этого текста. Так что ограничимся очевидным: его достоинства и  провалы оценит и  рассудит время. Только оно наделено правом решать: останется в  памяти Саранска или будет забыт этот строитель со смешным и  грустным прозвищем — ​Филиппок…

*альняка — ​с  мокша-мордовского: брат, старший сын.